Эрвин никак не мог понять, где очутился. Стоило слишком резко поднять взгляд, как очертания пространства расплывались, перемешивались, шли смазанными волнами попеременно блеклых и ярких цветов. Не мог понять, что с ним, почему не удается встать, почему так… больно? ..тяжело? ..тошно? Где все, где Купер, где Шарп, где Стен, где хоть кто-нибудь, хоть одно, одно единственное знакомое лицо? Где знакомые голоса, почему не они зовут его, почему не матерятся, как обычно, тормоша за плечо так сильно, что затылок бьется о внутреннюю стенку фургона?.. Если он уснул там, в пути, почему проснулся здесь, в этом невыносимо ярком месте, где было так много стекла?
- …не двигайся, - вырвало сознание обрывок очередной фразы, говорил кто-то близко, голос был женским и Эрвин не узнал его. Он бы вряд ли подчинился, если бы мог шевелиться как положено.
Его решили забрать? Его нашли, его поймали и теперь он уже не вернется домой?.. Нет, не может быть, так не должно быть…
Он прикрыл глаза всего на мгновение и упал, рухнул, провалился в черноту.
- Спи, - велел настойчиво голос, так похожий на его собственный.
- Не открывай глаза, - плаксиво, почти умоляюще.
- Тебе не нужно, - вкрадчивым шепотом.
- Тебя никто не ждет, - твердо, напористо.
- Ты лишний, - спокойно, бесстрастно.
- Ты просто мусор, - на одном дыхании.
- Тебе пора. Тебе нечего здесь делать.
Неожиданный хлопок перед глазами заставил вздрогнуть и сморгнуть, а после попытаться сфокусировать взгляд на той, что была рядом. Незнакомое лицо, чудные зеленые волосы, да еще эта улыбка… Кто это? Почему здесь? Почему с ним?.. Но она принесла воды, и за это Эрвин был благодарен без меры. Внутри все горело огнем, а во рту было так мерзко, будто туда набили гнилой кровавой травы. Сделал несколько слабых медленных глотков. Даже это простейшее действие далось нелегко.
Резкий запах снова ударил в нос, Стокер поморщился.
Говорить? А что, собственно, он мог сказать? Попросить позвать кого-нибудь из своих? Попросить пристрелить себя?
- Могу… - отозвался архангел этим низким, тихим, абсолютно чужим голосом, от которого самому сделалось жутко.
Приказали вдохнуть, Стокер подчинился. Когда тебе говорят что-то сделать, а ты не можешь сопротивляться – просто делай и не думай лишний раз о возражениях. Первая же попытка сделать глубокий вдох вызвала резкую острую боль, не позволила выполнить приказ в точности. Обожгло изнутри, Эрвин скривился, зашипел, зажмурился и закусил губу до крови, дыхание сбилось, сделалось слабее и чаще.
Попробовал снова открыть глаза, но было так сложно, так…
И еще раз… просто открыть глаза… просто…
Кто это?
Вот же там, в дальнем углу…
Там… там есть еще кто-то?
Кажется, точно кто-то есть…
Кажется…
- Боль...но… в груди… справа, - проговорил Эрвин еще тише, чем прежде. Он хотел показать где, но вспомнил, что ему велели лишний раз не дергаться. Если его спасительница захочет – ткнет в подозрительное место, а он кивнет. Или согнется пополам от боли. В любом случае, она все поймет.
Товарищам повезло меньше, сказала незнакомка, сказала так, словно они не успели к воскресному ужину, но Стокер прекрасно понял, что никого из них больше не увидит. В груди защемило еще сильнее, то ли оттого, что внутри все разбито да переломано, то ли еще отчего… На лоб легло прохладное влажное полотенце. Стало немного легче.
- Аллергии… нет… кажется, нет…
Химия… Стокер не нашел другого варианта, кроме как вяло, едва заметно кивнуть.
Как давно он не принимал таблетки? Последняя… последняя была вечером, как раз перед тем, как он забрался в фургон, сел рядом с Джастином, положил ему голову на плечо и, едва автомобиль протарахтел мимо ворот и покинул базу, задремал. Но… когда он был, этот вечер? Был ли? Или это все только кажется? Какие-то люди забрали его таблетки, кажется, забрали. Или нет? Снова промыли мозги?.. Наверняка, снова…
- Эрвин… Стокер…
Он помнил свое имя. Всегда помнил. Даже в самые непростые времена. Эрвин Маркус Стокер-младший, имя, произнесенное строгим нравоучительным голосом отца, Эрвин, мягким и ласковым голосом матери, это картавое и бесконечно любимое «Элвин» от малыша Криса. Нет, нет, нет. Такое не забывается. Если когда-нибудь он забудет – это будет уже не он, а другой, чужой человек. Человек ли?..
- Лос-Анджелес… Бульвар Уилшир…
Свою коморку Стокер помнил тоже. Он жил один, совсем один в целом трехэтажном здании, которое при их первой встрече больше походило на мотель для тараканов, нежели на жилище человека. Он вылизал эту дыру дочиста, вымел всю чертову пыль в каждой долбанной квартире, потом выбрал ту, что поменьше, нашел в заброшенных домах более-менее целую мебель, приволок туда и вычистил тоже. Это был его дом. Его новый дом. Какой там у него номер?.. А какая разница? Разве эта незнакомка отвезет его домой? Нет, вряд ли…
- Мне… тридцать два…
Надо же. Еще совсем недавно было семнадцать. А может – всегда семнадцать? Какая разница, сколько лет этому телу, если оно все равно – просто ошметок плоти, который рано или поздно заменят?..
Скорее бы…
- Мария…
Мама…
- Билл…
Отец…
- Крис…
Младший братец…
Их имена… они, пожалуй, важнее своего собственного.
На последний вопрос ответить было нечего, Эрвин смолчал. Он не помнил. Рваные вспышки воспоминаний в голове не складывались в единую картину, путались, не давали ответов.
Девушка расстегнула пиджак, кажется, ее крайне заинтересовало то, что она увидела под ним. Зрелище, должно быть, и правда было то еще. Эрвин бы и сам был не прочь поглядеть, да вот только…
Крови он не боялся. Скорее он был просто рад тому, что она есть. Как напоминание о жизни…
Послушно прикусив скрутку бинта, Стокер приготовился к тому, что его вскоре ждет нечто незабываемое. Ждать пришлось недолго – без лишних церемоний незнакомка плеснула на свежую рану спиртом, который Эрвин без труда опознал по запаху. Он не закричал, лишь напрягся и сдавлено замычал, вдохнул слишком глубоко и замычал снова - боль в груди оказалась сильнее, чем боль в боку. Хотелось сжать что-нибудь крепко в кулаках, хотелось как-то отвлечься, но руки все еще не слушались. Архангел чуть запрокинул голову и уставился пустым, остекленелым, невидящим взглядом в потолок. Он умел терпеть, он был профессионалом, он всю жизнь только этим и занимался. На базе костоправы всегда экономили анальгетики, а Эрвин был рад поделиться обезболивающим с теми, кому оно действительно нужно. С живыми.
Ничего. Скоро это закончится. Скоро боль пройдет. Скоро жар спадет.
Но…
Кто это там опять?
Кто?..
В поле бокового зрения снова попал силуэт, неуловимый, ускользающий, размытый черный силуэт. Невысокий, худой, угловатый.
Это… это ребенок там?..
Здесь еще и дети есть?..
Ему… не смотреть бы…
Отвернись, малыш…
Лучше – уходи…
Тебе нечего здесь делать.
Снова. Стокер дрожал уже ощутимо, а может просто трясло изнутри, он ничего не понимал, дышал неглубоко и часто, он терялся, неизвестность убивала, вытягивала последние силы, душила, топила в темноте.
Девушка все говорила, и говорила, и говорила. Ее голос убаюкивал, а Эрвин итак едва-едва балансировал где-то на шаткой грани забвения. Но лучше так, чем в тишине. Он отвлекся и снова потерял из виду ребенка. Тот, наверное, все-таки убежал. Правильно. Так правильно.
Незнакомка куда-то пошла... вверх по лестнице.
Не уходи!
Хотелось кричать, орать в голос.
Не надо, не оставляй меня одного!
Хотелось кричать, но не было сил.
Она вернулась. Принесла подушку, заставила сесть. Стокер подчинялся ее направляющим движениям, терпел новую волну боли, старался не доставлять лишних проблем. Хотя… куда уж больше?.. Она сняла с него промокший тяжелый пиджак, стянула рубашку, которая теперь больше напоминала обрывок грязной когда-то белой ткани в красных разводах. По влажной коже пробежали мурашки, стало зябко, захотелось поежиться. Все еще было холодно… и немного жарко. Под спину легла подушка, помогая удержаться в сидячем положении. Стало почти хорошо, стало почти…
Темное, вязкое, почти жидкое. Болото. Зыбучее, без дна, без конца края. У болота трупный запах. Запах гниения. Разложения. Смерти. Так быстро наступила ночь? Куда делись блестящие пестрые склянки? Куда ушла эта зеленоволосая говорливая девушка? Она вернется? Вернется ведь?..
Где-то там впереди стоит ребенок, кареглазый всклокоченный мальчик лет десяти или, быть может, двенадцати. Он стоит по колено в черной жиже. Она поднимается разводами по его светло-голубым потертым джинсам. Он стоит спокойно. Жижа не идет рябью у ног. У мальчика в руке мяч. Мяч, кажется, желтый. С черным пополам.
- Иди сюда, - он говорит, кивает, - давай, -он говорит и потягивает руку, манит, подзывает, его голос такой невыносимо знакомый. – Сделай шаг.
Хочется пойти. Ноги не поднимаются, ногам тяжело. Усталость грузом лежит на плечах, усталость тянет к земле. Голова будто чугунная. Каждое слово в ней отдается раз по тридцать.
- Давай, - мальчик говорит, настаивает, убеждает, - пойдем со мной, - теперь в его протянутой руке – мяч. Он ведь был в другой, не в этой? Этот мерзкий маленький комок грязи невыносимо притягателен. Взгляд замирает на нем. Взгляд прилип. Это все грязь. Это грязь добралась до него. – Гляди. Я дам тебе это, - заявляет мальчик, - ты ведь хочешь, - не вопрос, но утверждение.
За его спиной – силуэт сгорбленного грязного человека. На нем надеты какие-то лохмотья. Его лицо неправильной формы. У него нет глаз. Вместо верхней части черепа – кровавая каша. И носа, кажется, тоже нет. У него улыбка безумца на белом, невыносимо белом лице и щербатый красный рот, из которого стекает вязкая слюна. Рука грязного человека лежит у мальчика на плече. На футболке виден отпечаток. Виден его след.
- Всего шаг.
Мир меркнет.
- Ты уже близко. Осталось немного.
Мир ускользает.
Эрвин распахнул глаза по команде. Поморщился. Овел растерянным взглядом окружающее пространство. Это снова была та комната, которую он уже видел однажды. Кажется, даже совсем недавно.
Да, этот день уже был когда-то.
Бинт все-таки выпал изо рта. Девушка наконец решила выяснить, отчего именно ему было больно дышать. Она и сама догадалась, должно быть, где болит, ведь коснулась в правильном месте, коснулась с небольшим, наверное, нажимом, но боль вернулась вспышкой, вынуждая дернуться назад и на десяток секунд забыть о дыхании. Эрвин кивнул, чуть слышно выругался сквозь скрипнувшие зубы. Все так, так и есть, болит, блядь, именно там, угадала, возьми с полки пирожок.
Тело методично стягивали бинтом. Стокер чувствовал себя безвольной тряпичной куклой, из которой зачем-то вытащили каркас из медной жесткой проволоки. Или мешком с дерьмом, что было еще более вероятно.
В ушах снова сильно шумело, слышались слова, общий смысл терялся, глаза закрывались, но Эрвин как мог старался оставаться в сознании. Ему не хотелось назад в темноту. Ему пока не хотелось уходить.
С ногами дело обстояло, кажется, чуть лучше, чем с руками. Если слово «лучше» вообще было применимо к его состоянию. После того, как девушка сняла ботинки и потребовала пошевелить пальцами ног, Эрвин в очередной раз подчинился и даже удивился, что хоть что-то у него получилось. Видно, и правда еще не все потеряно. Есть еще шанс. Он еще не совсем мусор. Его еще можно починить. Наверное.
Оставшись без штанов, Стокер ощутил себя по меньшей мере неуютно. Не то, чтобы он когда-то стеснялся наготы, это чувство было им забыто еще с того времени, как в детстве его вечно мыли в тазу за тонкой простыней посреди общего зала в убежище. Нет, просто накатило ощущение полной беззащитности, полной беспомощности, отчего-то захотелось притянуть ноги к груди, ткнуться лбом в колени и остаться так… Однако с этим пришлось повременить, потому что незнакомка обнаружила еще что-то интригующее. Архангел не знал, что это было - еще несколько дыр от пуль, выдранный клок мяса, торчащие обломки костей. Могло быть что угодно, но девушка, похоже, знала, что с этим нужно делать.
-Чудо, - вяло и тихо согласился Эрвин. Зубы стучали. Чудом была и эта вот нитка, и то, что он до сих пор был способен это сказать, и эта вот зеленоволосая незнакомка, кем бы она не была, являлась чудом тоже. Она просила не молчать, и Стокер озвучил вопросы, которые его давно тревожили. Хотя бы главные вопросы.– Кто ты? Зачем… ты… зачем… меня?
И правда – зачем? Может, просто из жалости? Нет, из жалости было бы проще перерезать ему горло или потратить единственный патрон и бросить. Или она… из этих? Нет, они бы не позволили ему прийти в сознание, к чему им это.
А еще этот ребенок…
Эрвин неотрывно глядел в дальний угол комнаты. Мальчик был там, стоял в тени, отчего его силуэт казался совсем черным, таким черным, что его едва можно было рассмотреть. Тень мальчика. Ее сын? Вряд ли, слишком молода. Скорее брат. Или тоже найденыш из леса.
- И… кто это?
___________________________________________
Увидишь косяки - пинай, исправлю. Писал в бреду.
Отредактировано erwin stocker (2013-10-31 22:41:16)